— Ну, пора просыпаться. Довольно уже поспала.
Голос был таким же бесцветным, как и раньше, правда, на сей раз в нем как будто сквозила едва уловимая ненависть.
Глаза привыкли к темноте, и Джульет сначала решила, что все еще находится в гараже у Лиланда. Однако здесь было теплее, видимо, помещение было другим. Девушка была привязана к стулу: руки сведены за спинкой, а щиколотки притянуты к ножкам. Казалось, ее перенесли в довольно просторную мастерскую, очень темную, без окон. Длинная фиолетовая лампа освещала рабочий стол напротив Джульет, другой источник света находился справа. Несмотря на свой поврежденный глаз, ей удалось различить в темноте аквариум трехметровой длины, зеленый свет лился именно оттуда Рыб в аквариуме не было. Отсутствие кляпа во рту означало, что комната звуконепроницаемая или по близости нет ни одной живой души; мысль об этом едва не заставила Джульет расплакаться, но она сдержалась.
— Тебе тут нравится?
Джульет перевела взгляд на фигуру, находившуюся сбоку. Лиланд. Он. Несмотря на слабое освещение, ей удалось различить черты его лица, и у нее больше не оставалось никаких сомнений. Конечно, не совсем такой, как год назад, — чуть похудел, на лице, сильнее чем прежде, отражалось безумие, но, в общем, все тот же Лиланд Бомонт.
Умерший год назад.
— Знаешь, я не злюсь на тебя за это, — сказал он, показывая пальцем на пластырь, украшавший его щеку. — Это нормально. И вот это тоже нормально, — произнес он по-прежнему безразличным голосом.
Он принялся гладить Джульет между ног, водя ладонью все резче; наконец его движения стали настолько жесткими, что Джульет ощутила в промежности тепло от трения его руки. Потом он вдруг остановился: так же быстро, как и начал, распрямился и поднес ладонь к носу. Лиланд резко дышал, из его ноздрей вырывался пронзительный свист. Джульет расслабила мышцы ног. Странно, но она больше не чувствовала парализующий ужас. Ее сердце колотилось, руки вспотели, но чувство страха, прежде сковывавшее тело и разум, отступило.
Лиланд прекратил нюхать пальцы и вновь замер напротив нее.
— Хочешь, я покажу тебе свою коллекцию?
Она с трудом подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он тут же отвел взгляд и нажал какую-то кнопку. Бомонт избегал смотреть на нее, не в силах смириться с тем, что она все еще жива.
Вся поверхность стены озарилась лампочками большой гирлянды, вроде тех, какими украшают крыши домов; вероятно, он украл ее в одну из зимних ночей. Лампочки змеились по стене между чучел животных, прибитых повсюду. Головы мертвых зверей смотрели на Джульет, блестя желтыми, синими, красными и зелеными глазами, отражавшими свет ламп.
— О, тебе не очень нравится, да? Это и есть моя коллекция, — пояснил он, и впервые в его голосе послышалось волнение. Он провел рукой по морде какого-то животного. Сделав усилие и прищурившись, чтобы лучше видеть в темноте, Джульет поняла, что он гладит голову собаки.
— Мне очень нравится моя коллекция. Но для тебя у меня есть кое-что получше, — произнес он, очевидно крайне довольный самим собой. — Для тебя я приготовил самое лучшее. Смотри.
В этот раз Джульет все-таки вздрогнула. Он подошел к ней и резким движением повернул ее стул на сто восемьдесят градусов. Открывшаяся ее глазам другая половина мастерской была абсолютно темной. Ни фиолетового неона, ни зеленой подсветки в аквариуме, ни теплых разноцветных лампочек гирлянды, — ни один луч света не добирался сюда.
— Думаю, это тебе понравится намного больше, — коротко сказал Бомонт.
Он нажал еще одну кнопку, и на полу вспыхнул небольшой прожектор.
На стене висел распятый человек.
Он был одет в красивый, немного запылившийся костюм, у него были абсолютно белые ладони. Его лицо было тоже поразительно белым, только губы казались чуть-чуть подкрашенными. На голову была надета черная шляпа-котелок, закрывавшая лоб.
Джульет чувствовала, как на нее накатывает безумие. Лицо мертвеца просто свело ее с ума.
— Кожа получилась белой, это нормально, у живых-то она розовая из-за крови; но меня надо извинить, это мой первый опыт, — объяснил похититель.
Под полями шляпы Джульет увидела пустоту.
Верхняя часть черепа отсутствовала.
Лицо было неполным, словно поверх бровей от него оторвали большой кусок.
Она смотрела на превращенный в чучело труп Лиланда Бомонта.
Бролен толкнул дверь кабинета Ллойда Митса. Тот только что закончил говорить по телефону и «кликнул» мышкой компьютера, собираясь загрузить очередную страницу данных. Бролена удивило, что рядом с Митсом сидит Бентли.
— Отлично, что зашел, — обратился Митс к Бролену. — Я уже целый час пытаюсь дозвониться до хоть каких-то социальных служб, но натыкаюсь на автоответчики или придурков.
— В девять часов вечера это прямо-таки удивительно, — беззлобно засмеялся Бентли.
— Карл тебе звонил? — спросил Бролен.
Митс показал на экран.
— А что, по-твоему, я делаю в Интернете? И почему я, как ты думаешь, названиваю в социальные службы? Да, он мне все рассказал. Это действительно безумная история! Мы только что нашли следы Лиланда Бомонта, хотя правильнее будет называть его Грегори Филлипс. Он — сын Кейт и Стивена Филлипсов. Так его звали до 1978 года, когда его усыновила семья Бомонт.
— Лиланд был усыновлен? Как мы могли не знать этого?
— Если это не записано в его деле, то никто не станет интересоваться подобной информацией о покойнике. К тому моменту, когда мы стали изучать его биографию, он уже умер, и никто даже не подумал копать в этом направлении. Больше всего нас тогда волновало то, что он делал со своими жертвами, и нам тогда хотелось только одного: установить их личности. Поэтому-то никто не стал рыться в деталях его биографии, главное, что он умер, а остальное уже было не так интересно. Даже журналисты лишь кратко перечислили основные факты, не более.