Бролен собирался было добавить, что не стоит принимать это как непреложную данность, что это всего лишь предположение, но тут Бентли Котленд вскочил со стула.
— Минутку! — воскликнул он. — Смотрите, Джошуа!
Он положил каталог на стол и согнул страницы так, что фотография Аниты Пасиека оказалась рядом со снимком Элизабет Стингер.
— Вы ничего не замечаете?
Бролен принялся внимательно рассматривать обе страницы. Анита была моложе своей коллеги как минимум лет на десять. Довольно худая, она напоминала выпускницу спортивной школы. В облике Элизабет присутствовал тот же динамизм, но несколько иного толка. Она скорее воплощала собой тип «молодая мать», ее одежда была более строгой, хотя на снимке на ней была короткая юбка.
Короткая юбка.
Бролен вновь вернулся к фотографии Аниты.
Блузка без рукавов.
Как же он сразу этого не заметил? Анита демонстрировала клиентам свои руки, Элизабет — ноги.
Именно то, что у них забрали.
— Отлично подмечено, Бентли. Просто замечательно…
Убийца видел эти фотографии. И ампутировал то, что подчеркнул свет фотовспышек.
Значит, он выбирал своих жертв по каталогу, подобно тому, как выбирают продукты в витрине супермаркета.
Можно ли препарировать любовь? Классифицировать, разложить по полочкам, не рискуя растерять всю ее мистическую силу и ту магию, которая так пугает нас своей загадочностью и неуправляемыми импульсами?
Джульет снова и снова спрашивала себя об этом, растянувшись на большой софе в гостиной. Тяжелое полено, потрескивая, догорало в камине, согревая комнату и душу девушки, мучимой бесконечными вопросами.
Еще вчера вечером она пыталась убедить себя, что испытывает к Бролену лишь «привязанность», а сейчас задавала себе такие странные вопросы — и это было удивительно ей самой. Она состояла в связи с инспектором уже несколько дней, вся ее жизнь теперь была подчинена этому, но сейчас она не боялась думать о происходящем. Что на самом деле она испытывала к Джошуа Бролену? Ей так нравилось быть с ним, но сколько еще это продлится? Они наслаждались и буквально пьянели от возможности открывать друг друга, однако не наступит ли когда-нибудь такой момент, когда реальность вытеснит из отношений любую тайну. Что случится тогда? Любовь — именно о ней сейчас идет речь, пусть она пока только зарождается — насколько она сильна, совершенна и исполнена желания? Насколько она эфемерна?
Джульет схватила подушку и перекинула ее через голову.
— Перестань мучить себя, моя бедная девочка, — прошептала она. — Живи тем, что есть, принимай все по мере поступления. И, не раздумывая, наслаждайся счастьем, которое на тебя свалилось.
Эта фраза позабавила ее. «Надо бы записать и потом прочитать детям через много лет, да-да», — подумала девушка с некоторой иронией. Забавно было представлять себя старухой, степенно беседующей с детьми и внуками!
Приближался вечер, октябрьский холод становился все более заметным. Джульет скрестила руки на груди. Надо заставить себя позаниматься: проведенное в университете утро показало, как сильно за последнее время она отстала от сокурсников. А это ведь еще только первый семестр!
Зазвонил телефон, Джульет вздрогнула от неожиданности.
Раздраженно выдохнув, она встала, чтобы ответить.
— Мисс Лафайетт?
Голос был странным, глухим и отдаленным, словно говоривший прикрывал трубку толстым платком.
— Да… А кто вы?
— Слушайте меня внимательно, повторять я не буду.
Джульет ощутила беспокойство, оттого что не может определить пол собеседника, это могли быть, как женщина — с низким, так и мужчина с излишне высоким голосом.
— Они хотели посмеяться надо мной. Передайте полиции — они совершили ошибку. Я развязал все цепи Ада, потому что они отнеслись ко мне без должного уважения. Чувствуйте себя счастливой, мисс Лафайетт, я много размышлял на ваш счет, но в конце концов остановил свой выбор на другой.
— Кто вы? — У Джульет перехватило дыхание.
— Не важно, я здесь, чтобы выполнить то, что должен. Лучше побеспокойтесь о близких…
Незнакомец засмеялся сухим, кашляющим смехом; в этом смехе не было ни оттенка неконтролируемых эмоций, так смеются те, кто привык хорошо управлять своими чувствами, не показывая никому, что на самом деле происходит у них в душе. Этот неприятный смех можно было бы назвать «расчетливым».
— Что…
— Замолчите! Передайте мое послание полиции, и пусть они больше никогда не относятся ко мне свысока!
Он повесил трубку.
Джульет еще мгновение держала в руках мобильник, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами, но боялась разрыдаться. Кто это был? И почему он позвонил ей? Тысячи более-менее правдоподобных объяснений вертелись у нее в голове, однако она никак не могла взять себя в руки и дрожала, словно мертвый листок, только что оторванный ветром от ветки. Псих-одиночка, где-то раздобывший ее номер телефона и собиравшийся недобро подшутить над ней, или группа студентов, заключивших одно из безумных пари с привкусом явной «чернухи»?
И все же в этом голосе не было никакой фальши. В нем звучали настоящая ненависть, настоящее раздражение. Джульет вдруг вспомнила, с какой уверенностью и высокомерием голос произнес «они отнеслись ко мне без должного уважения», «пусть они больше никогда не относятся ко мне свысока». Этот инкогнито действительно был опасен. Он умел владеть собой, выпуская наружу лишь те эмоции, в которых был уверен, сохраняя присутствие духа, снова и снова демонстрируя абсолютную уверенность в себе.